Временные коронки Томск Челюскинцев

Арктикстомакс 2 - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт. Пн; Вт; Ср; Чт; Пт; Сб; четные числа: пн-пт ; нечетные числа: пн-сб Мурманск, Профсоюзов, 1. Артстом - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт. Мурманск, Софьи Перовской, Аурум - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт.

Мурманск, Коминтерна, 5. Баренц-Дент - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт. Ваш Доктор 1. Ваш Доктор 1 - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт. Вива-дент - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт.

Мурманск, Старостина, Вита-Дент - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт. Мурманск, Гвардейская, Галадент - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт. Гало - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт. Мурманск, Самойловой, 4.

Гларус - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт. Мурманск, Пригородная, Пн; Вт; Ср; Чт; Пт Мурманск, Комсомольская, 15 к4. Губернский лекарь. Губернский лекарь - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт. Мурманск, Карла Либкнехта, 34а. Данти - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт.

Мурманск, Челюскинцев, 9. Дантист - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт. Мурманск, Баумана, Деломм - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт. Мурманск, Капитана Буркова, 17а. Династия - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт ID: Мурманск, Связи проезд, Дент Студио. Дент Студио - информация о компании: цены, фото, отзывы, акции и скидки, адресок, телефон, режим работы, веб-сайт.

Показать еще. Стоматологии в Мурманске Все стоматологии Мурманска на нашем портале. Сколько стоят брекеты и какие ставить? Невзирая на развитие стоматологии и возникновение новейших технологий, брекеты остаются самым действенным методом исправления прикуса. Они подступают для подростков и взрослых, д Протезирование зубов: все виды протезов.

Столкнуться с неувязкой утраты либо повреждения зубов может каждый. Решить делему поможет протезирование. Современные технологии разрешают просто и безболезненно вернуть Какие бывают брекеты и как выбрать? Кому-то безупречная ухмылка дана природой, а кому-то стоит попытаться, чтоб стать ее владельцем. Поправить прикус посодействуют брекеты, стоматология в Мурманске шагнула далековато При каких нарушениях назначают брекеты? Пожалуй, каждый человек желает обладать прекрасной ухмылкой и ровненькими, бодрствующими зубами.

Кому-то с сиим везет от природы. Но это совсем не значит, что ежели неувязка все же е Установка коронки: выбор, срок службы и уход. Ежели видимая часть зуба разрушилась, и это нельзя поправить пломбой, задумайтесь о установке коронки. Это может сохранить естественный и опрятный вид.

Коронка предотврат Что лучше выбрать: коронку либо имплант? Когда необходимо вернуть и сохранить целостность зубного ряда, нередко придется применять коронки либо импланты. Что выбрать и Что такое исцеление зубов под микроскопом? В крайнее время исцеление зубов под микроскопом в Мурманске становится все популярнее, а обыденный способ исцеления зубов уходит в прошедшее.

Но как проходит лечен Какие задачки решает ортопедическая стоматология. Сейчас способности стоматологии в Мурманске фактически безграничны — можно вылечить хоть какое болезнь, вернуть зубы либо вставить новейшие. Сейчас вы узнае Виниры для зубов: виды, показания, установка, уход. Виниры для зубов: виды, показания, установка, уход, цены Ровненькая и прекрасная ухмылка — это залог убежденности в для себя.

Но не всем людям от природы везет с иде Что принципиально знать о имплантации зубов? Все о шагах подготовки, установки и восстановления. Фуррор имплантации зубов зависит не лишь от выбора стоматолога. К данной процедуре нужно кропотливо приготовиться. Ежели вы выполните все советы, то новейший зуб усп Имплантации зубов: к какому виду следует прибегать в тех либо других вариантах. Имплантация — современный способ протезирования зубов. Она подразумевает вживление чрезвычайно крепкого титанового стержня в полость кости челюсти пациента.

Имплантаты полн Почему принципиально часто посещать стоматолога? Здоровые зубы важны для здоровья, привлекательности и убежденности в для себя. К огорчению, далековато не все совершают постоянные визиты к стоматологу. Меж они нужны каждо Почему возникает кариес? Как это предотвратить? Они вошли в остановившийся автобус. Герман с любопытством посматривал на сестру, но ни о чем, пока они ехали в райпоселок, не спрашивал.

Выйдя из автобуса, Надя объяснила брату, что они едут в Москву. А здесь — Москва!.. Мать сама в детстве тоже страшно самостоятельной была, мне папка говорил И вообщем — могу я говорить с тобой как со взрослым человеком? Мы убежим, как Оливер. Надя жалобным голосом объяснила ей, что они ехали с родителями в поезде, на остановке незаметно вышли с братом, чтобы приобрести для себя мороженое, и здесь поезд тронулся. Доберетесь до дома сами? В метро Надя с минутку соображает, как им прошмыгнуть мимо дежурной бабули.

Она тебя тоже ожидает. Ты был совершенно небольшим, когда тебя привозили к нам в гости. Она старая и хорошая, она ожидает нас, я обещала ей, что мы с тобой навестим ее. Навестим бабулю — и сходу домой! И баржи тоже. И самоходки. Я всех знаю на Волге. Волга лучше всего на свете.

Они поднялись по крутой лесенке на верхнюю палубу. Глаза у Нади отрадно поблескивали. Завидев спасательную шлюпку, Надя подошла к ней, поглядела по сторонам, приподняла край брезента и упрятала под ним портфель. Они продвигались по древнему пароходу, любуясь благородной отделкой стенок, дубовой обшивкой, паркетом, золочеными ручками распахнутых кают, утопая по щиколотку в мягеньких коврах, которыми был убран коридор. Надя сдавила пальцы Германа. Степан Халтурин таскал во дворец динамит и складывал его под подушечку.

В тот день слуги накрывали на стол. Великая княжна и принцесса Татиана Николаевна ставила на стол серебряную вазу с гиацинтами, когда прогремел взрыв Ересь, все ложь! Герман вырвал свою руку. Спустившись на нижнюю палубу, они заглянули в машинное отделение.

Через железную сетку огораживания отлично было видно, как прогуливаются валы, сочленения тяг, бегают штоки, колеблются шатуны, крутятся колена валов, а под ними мечутся невидимые поршни в цилиндрах, нагоняя пар Судно готово к отплытию, уже и склянки пробили семь часов, и канаты отмотали от кнехтов.

Широкие плицы пароходного колеса одна за иной забили по воде. Железные лопасти, длинноватые рычаги Стальная дверца вела в черную квадратную комнату, где вырисовывался квадрат лючка. Под ним рычаги Моргана перемалывают воду, режут наточенными ножиками тело персидской княжны. Надя снова потянула Германа наверх, на капитанскую палубу. И сходу стало много света, много голубой прелестной воды, речного простора и солнечного ветра. Герман ухватился за круглую рукоять лебедки, так похожую на руль Поверх пальцев Германа легла холодная тень руки Татианы Николаевны.

Другую руку его направлял Саня Григорьев. Ветер овевал волосы. Рычаги Моргана вошли в воду как ножик. Гортань обложили пузырьки счастливого ледяного воздуха. Впереди — речная синь, закатное солнце стелется по воде. Надя и Герман как тени проскальзывают мимо рычагов Моргана, взявшись за руки, — и вдруг оказываются в светлой каюте с полуспущенными планками жалюзи Большой бородач с седоватый гривой волос, которую раздувал вентилятор, в рубахе с закатанными рукавами на больших руках посиживал за столом и читал газету.

Он обернулся, когда Надя открыла дверь, и поглядел на нее поверх очков. К бабушке плывем. Это поэтому, что у него по колено ноги древесные. Доктор возвратился с тарелкой, на которой покоились три мятых песочных корзиночки. Герман со ужасом смотрел на доктора. Тот просто приподнял его и усадил ближе к окну. Надя одно за иным съела два пирожных. Надя прыснула.

На север, на север, домой!.. В час ночи покажется Дмитров, в 4. Время свернется в кольцо. Ночь перебежит его по поперечнику. Голубеют дебаркадеры, синеют заливы и бухты, гладь которых покрывают белоснежные яхты. На островках мелькают зеленоватые и красноватые огни — указывают путь домой. Вот и голубоватое здание пристани Икша Надя стояла на носу парохода, застыв как акротерий — кипарисовая богиня, за спиной которой античные суда пускались в рискованные плавания по морям и океанам.

Богиня с лебединой шейкой и распахнутыми во мрак очами кормила темной грудью огромного малыша, покачивающегося на зыбких руках нереид, передававших судно от одной моряцкой звезды к иной. Суда с акротериями давным-давно отправь ко дну всем перечнем лебединым, жернова Моргана перемололи их на жемчужные брызги, парящие Наде в лицо.

А античные созвездия, как переполненную плодами ветвь, пригнуло к берегу: красноватые звезды, ограненные в бакенах, ограждали мель у правого берега, белоснежные — указывали на подводные препятствия у левого. Но мысль непреклонной неподвижности акротерии, к которой было приковано внимание волны, ожила в циклопических коридорах шлюзов с осклизлыми стенками, на стрелках, разделяющих судоходный канал и рукав, ведущий к насосной станции, на башнях гидроузлов Вот цементная женщина держит над головой яхту, как блюдо с виноградом.

Вот статуи строителей, напрягших мускулы для крайнего трудового усилия. Вот цементные спортсмены играют в цементный мяч, застывший в воздухе, как шар на реях сигнальных мачт. Вот группы пограничников охраняют башню с не малым узеньким окном. Мраморные, чугунные, гипсовые акротерии стиснули реку со всех сторон, и она напрягает свои мышцы-волны для крайнего рывка, стремясь поскорее проскользнуть мимо ленивой речки Медведицы и Белоснежного города, мимо Калязинской подтопленной колокольни, которая еще долго будет стоять в русле и тревожить сердца всех, проплывающих по великой реке Позже Мышкин, где за арками железобетонного моста виден дебаркадер пристани Волга-Рыбинское море!

Река тянет Надю на север, на родину, тянет, как стальная богатырская цепь, некогда проложенная по дну Волги, звенья которой шумят в глубинах реки, как колокола затопленных соборов. Этот звон отдается в кончиках ее пальцев.

Она соединилась с корпусом корабля, как кипарисовая богиня, ей казалось, что это она тянет на себя реку, как невод, с верховиком, хилком, Всехсвятским маяком, гидроузлами, дамбами, памятником матери-Волги — прелестной акротерией, из складок которой вылетает буревестник, темной молнии схожий Меж тем, таща на себя этот неподъемный, полный неподвижных звезд невод, она чувствовала в собственной руке прохладную руку брата. Княжну Татиану Николаевну взорвали, но она недолго мучилась, снисходительно разъясняет брату Надя.

Персиянка лежала на дне, и через белоснежные ее косточки проплывала свора плотвичек. Сестра всей душою рвалась вперед, а брат всем сердечком тянулся назад, к перепуганной мамы, обеспокоенному папе. Он ощущал, что разрывные силы, превращающие звезды в темные дыры, протянуты через все чрево парохода с его системой поперечных и продольных креплений, что рычаги Моргана перемалывают воду с обратным течением, что вообщем география начинает бредить, двух- и трехэтажные реки текут сходу во почти всех направлениях, на месте низин вспучиваются бугры, ужасные цементные статуи делают обманные ходы, как огромные шахматные фигуры, перескакивая с башни на стрелку, и бедная воровка Нэнси тащила малеханького Оливера через рычаги Моргана под арку моста, в тихую ужасную воду.

Нам нужно добраться до бабушки, и там сколько хочешь болей! Нэнси отошла, и Герман ощутил, что его поднимают и куда-то несут под обезумевший шум волн, обтекающих судно. Он сделал над собой усилие, чтоб очнуться, и увидел склонившееся над ним лицо доктора Лазаря Леонидовича, который что-то сурово говорил рыдающей за его спиной Нэнси, но в гортань Германа была вставлена мед трубка, и он не мог заступиться за сестру Его глас, повсевременно звучавший то в доме, то в саду, сейчас успокаивал ее, отвлекал от мухи, которая уворачивалась от нередкого гребня, просачиваясь через пластмассовые зубья, и заполняла своим жужжанием воздух.

Лишь на данный момент выяснилось, как много талантов скрывал Анатолий: он умел быстро развести цемент, нерасторопно и точно работал топориком, из-под рубанка у него кудрявилась ровненькая узкая стружка, гвоздь заходил в дерево с 2-ух ударов по самую шляпку. Он пристроил к дому просторную веранду, какой нет ни у кого в деревне, соорудил для супруги кресло-качалку, и сейчас Шура знай для себя покачивается туда-сюда и следит, как Анатолий сколачивает козлятник.

Он объяснил ей, что коза — самое наилучшее средство против мухи: когда он, Анатолий, будет уезжать в редакционные командировки, а Надя уходить в школу, около Шуры постоянно будет находиться животное, и муха ничего не сумеет ей сделать.

Пух — это два! Шерсть — это три! Козье молоко — раз — чрезвычайно полезно против всех форм склероза, тем наиболее какого-то там растерянного, ежели отлично створаживается — два — из него можно приготовить сыр и масло! Верно я рассуждаю, мамочка? Ну скажи мне что-нибудь! Надя, возвратившись из школы, активно врубалась в работу. Обмазывала траву глиняным веществом, обшивала соломенными матами вытяжную трубу в козлятнике, копала по указке отца канавки в земельном полу для стока жижи, белила стенки, мыла полы в доме, готовила обед и все это делала быстро и молча, не проявляя признаков вялости.

Когда становилось прохладно, высылала маму в дом и, чтоб отогнать муху, ставила пластинку. Время от времени приходило письмо, написанное Надиным почерком. Анатолий прочитывал его вслух. Шура привыкла к чтению писем, и когда письма долго не было, волновалась, орала Тамаре с крыльца, нет ли письма. И письмо приходило наутро. Шура знала, что с чтением не нужно спешить, необходимо дождаться вечера, когда Анатолий освободится и прочтет письмо.

Весь день держала конверт в одной руке, не узнавая почерка Нади, а гребень — в иной. Когда Анатолий в конце концов прочитывал письмо, он отдавал его Шуре, а она клала его на то место в серванте, где до этого стояла малахитовая шкатулка — поверх тетради снов. Я живу на Севере на метеостанции. У нас все время пурга.

Когда запускают аэрологический шар, не видно ни зги. Мне приходится снимать показания с устройств. Для этого не нужно заканчивать институт. Когда стихнет метель, приеду к для вас, а пока самолеты все отменяют и отменяют. Равномерно Анатолий расширил хозяйство. Вырыл погреб меж клубничником и картошкой.

У веранды посадил одичавший виноград, который сходу же ударился в рост. Оказалось, он и в дровах знал толк, и в электричестве разбирался, и козу избрал молочную. Шура привязалась к Званке. Сама чистила козу твердой щеткой, обрезала отросшие копытца, выходила к санаторию пасти ее и следила за тем, чтоб она не пила воды из лужи. Лишь доить было непросто: Званка то и дело ложилась на пол либо вставала ногами в кастрюлю. До поздней ночи в окнах их дома горел свет. Юрка Одичавшей выходил покурить на свежайший воздух и, облокотившись о забор, лицезрел меж раздвинутыми пестрыми занавесками в примыкающем окне мирную картину: Надя посиживает на диванчике с вязаньем и покачивает ногой, как зыбку с малышом, кресло-качалку, в которой посиживает Шура с мраморным лицом и однообразно расчесывает гребнем седоватые пряди, а на приступке устроился Анатолий и читает вслух какое-то письмо И ангелы скорби стояли над ними.

Кое-где там, в дальних мирах, происходит вспышка и дает толчок событиям. Рассеянные в воздухе зерна катастрофического пускаются в рост, на их свалился животворящий луч варианта. Алексей Николаевич повстречался Ларисе в парковой аллее. Какая страшная гибель! Лариса молча смотрела на него. О детях произнесли в утренних новостях, она ахнула, представив лица родителей, обращенные к репродукторам, но здесь явился Нил с тройкой за экзамен по литературе, и Лариса забыла про деток, когда вошла эта большущая тройка, унесшая серебряную медаль Говорила для тебя, прочитай эту книгу, я не помню, почему Тоня покинула Павку.

Но Нил не стал читать, и Павка Корчагин унес медаль, мстительно насвистывая на ходу, заслонив собою погибших малышей и лица их родителей Порыв Алексея Николаевича порадовал Ларису, означает, есть еще души, способные мучиться по чужому и дальнему поводу. Так они стояли в июньской аллее, расслаивающейся под лучами заходящего солнца на тихие, праздничные тени с мимолетными, блистающими через крону деревьев солнечными пятнами, и на неявный зов любви слетались тени погибших деток, как обрывки долетающей из окна мелодии, и в этом была не лишь моральная, но и акустическая некорректность, чуть приметная слуху трещинка в гармонической конструкции, в которую вклинилась эмоция, как сорное семя, чтоб расщепить краску, притупить звук — и вот уже в проломы мелодии хлещут трагические образы погибших малышей, их тени неприкаянно, как водные растения, покачиваются в темпе скомканного разговора, и поверх их наплывает любовь В конце концов они разошлись.

Лариса пошла в одну сторону, Алексей Николаевич — в другую, тени погибших деток, положив руки на плечи друг другу, как слепые, побрели в третью Лариса задумывается о Алексее Николаевиче, о том, почему свою дочку приводит в музыкальную школу постоянно он, тогда как маму Танечки она никогда не лицезрела. Лариса улыбается, вспомнив, что он носит на пальце мощный перстень, но здесь же одергивает себя — Моцарт тоже носил кольцо на пальце, которое публика воспринимала за талисман, придающий его пальцам необыкновенную ловкость.

Вечерком Нил застает мама у раскрытого настежь окна: о медали, которую унес на гимнастерке Павка, и помину нет. Она рассматривает чуть приметные синяки около локтевого сустава, и блаженная ухмылка бродит по ее лицу. Со стороны мамы, как он может догадываться, слова летели вслепую, наугад, подверженные минутному настроению и капризу; отец же кладет слова одно в одно, как пули, выпущенные из 1-го ствола с точно избранной позиции — постороннего наблюдающего, друга, советчика.

Это сознательно вычисленный, исходя из данных о нраве корреспондентки, маневр, с поправкой на ветер в ее голове о котором он упоминает с показным добродушием. Маска друга и советчика прячет лицо, и без того затененное разлукой, но не сердечко. Ровненькие строчки с мощным наклоном на лево текут, как река с севера на юг, в их плещутся безопасные, казалось бы, темы: рисунки солдатских будней, схожий на кота старшина-хохол, рассуждающий на философские темы, поездка в Архангельск за продуктами для дивизиона; но внимательный читатель лицезреет под данной показной безмятежностью дымящуюся лаву — в ней сгорают ровненькие буковкы, и товарищ старшина тоже Поднесенные к очам, эти строчки могут опалить своим жаром.

В ее распоряжении: дача под Мичуринском, куда пригласила отдохнуть подруга, городка Калининской области, по которым она концертирует совместно со студентами консерватории, походы по Подмосковью, катера, электрички, автобусы, тележки, — все средства передвижения к ее услугам, и они уводят маму от почтового ящика, к которому пробует привязать ее отец В его распоряжении солдатская тумбочка, караульная вышка, полированный приклад автомата, к которому приложен вырванный из тетради листок.

Из собственного далека он набрасывает на возлюбленную тонкие сети, дает маленькие поручения, выполнение которых просит времени, дает советы по способу пальцевой техники, сейчас позабытому, почерпнутому им из книжек, при которой запястье обязано быть гибким, движение руки идти в последнем случае от локтевого сустава, но уж никак не от плеча, как играют на данный момент Не от плеча!

Не от плеча, это вызывающе, взывает он, и становится ясно, что речь опять идет о ее свободе, на которую у него свои виды. И любая его маленькая придирка проецируется в огромные, противные ей обобщения. Меж тем она старательно выполняет его просьбы: переписывает пьесу Штрауса, в которой тот цитирует Куперена Великого, достает томик Верлена Но что касается пальцевой техники, это вопросец принципиальный — с тех пор как правой руке поручили мелодию, она доминирует, в этом принцип романтичного пианизма, в жертву которому приносится чистота и логика звучания: преувеличенные темпы, гулкая виртуозность требуют силы всей руки, сосредоточенной в плечевых мышцах В этом упрямстве мамы угадывается желание сохранить свою местность, возделанную энциклопедистами, отстоять романтизм, по другому говоря И когда отец восстает против шумовых эффектов, обывательской игры на контрастах, он имеет в виду не определенную исполнительскую технику, а тип мышления, спекулирующий на восприятии толпы.

Он настаивает на узкой камерности эмоций, исповедующихся разуму, она подкрепляет свою позицию ссылкой на полифоничность бытия, имея в виду симфоническую программную картину жизни. Маленькая неразбериха в определениях, размытость отсылок и некорректное цитирование интересующих их обоих трудов Рамо и Генделя запутывают маршруты, по которым следуют слова, письма начинают приходить с опозданием, ответа нет и нет, они не желают осознавать друг друга, не желают перебегать к всепригодному языку пола, и когда отец ворачивается в Москву, равномерно выясняется, что им не о чем говорить, и они спустя некое время расстаются неприятелями.

Ситуация возможного мира, схваченная фотографом, как форель из ручья голыми руками, безизбежно наносит удар модельному множеству, которое не поддается учету, уходящему в дурную зеркальную бесконечность. Щелчок затвора кладет конец нескончаемому конвейеру фрагментов, вероятный мир отсекает от океана образов часть волны, опосля чего же другие невостребованные модели идут ко дну.

Схожим образом формируется история населения земли. Спусковой механизм фотоаппарата опрокидывает модельное множество в небытие, недоступное для воображения, он переворачивает доску, и игра летит в пропасть опосля первого же хода. Здесь, естественно, против Алексея Николаевича сыграл свет.

Он лицезреет буквальную сторону явления. Он считает, что свет — это поток фотонов, а вот как играет форель в этом потоке, не лицезреет. Но у Нила свет не бывает нейтральным, он заряжен страстью. Нил мягко стелет соломку, скрывая капкан, дает низкий передний свет, устанавливает перекальную лампу в полутора метрах от модели, еще две такие же сзаду нее для освещения фона.

Лишь большой план, и чем крупнее, тем лучше, чтоб мама могла как следует рассмотреть собственного еще одного фаната, лишь большая дичь ловится переходным кольцом номер один, а юркая мелочь, чешуйчатая маска, обеспечивающая кровообращение видимостей, уйдет в нейтральные воды модельного множества.

Свет правдив и притягивает к для себя действительность, как магнит стальные опилки. Церемония знакомства раскрывается классическим запевом, букетом белоснежных махровых астр. Любовь — замкнутая система, странноватый цикл, в котором обращаются одни и те же вещи, цветочки, стихи, природа, музыка, письма, снимки, кольца, талисманы, вкупе с тем это ее подсобное хозяйство, подножный корм, разноцветные покровы Цветочки являются первыми.

Мама радуется букету больше, чем следовало бы, ведь не достаточно ли какое чувство дергает за лепестки эти цветочные головки Вот уже небольшой белоснежный сад колышется среди стола, посреди блюд, приготовленных для нынешнего застолья Практически свадебный стол. Алексей Николаевич, гордый тем, что он так ловко открыл шампанское, запамятывает о том, что он должен играться роль в некий степени отца Нила Для чего так много чайников, осторожно интересуется Алексей Николаевич Альбрехта Дюрера тоже спрашивали, почему он рисует подушечки, одни смятые подушечки, отвечает Нил Алексей Николаевич указывает кивком, что удовлетворен ответом.

Возвратившись за стол, они уже болтают как ровесники. Алексей Николаевич раздумал становиться папой, мама опечаленно глядит из-за букета цветов. Мальчишки с увлечением беседуют о парашютном спорте, на счету Алексея Николаевича четырнадцать прыжков, мама и слова вставить не может, она соображает, что здесь ведется нескончаемая игра двоих против третьего, ей ничего не остается, как улыбаться им обоим Объектив запечатлел эту материнскую ухмылку.

Ни на минутку не теряя нить беседы, Нил щелкает затвором, оборачивая фотоаппарат то к мамы, то к Алексею Николаевичу, точно пробует их связать друг с другом, уже расколотых его лукавым помыслом. Алексей Николаевич не вникает в смысл новейшей расстановки сил за столом, он ощущает себя в центре внимания Колдовской свет насквозь пробивает позу и Алексея Николаевича, и мамы.

Объектив устанавливает идентичность данных индивидуумов модельному множеству, затмевая вероятный мир, свет просачивается в потаенные уголки души и пророчествует Разглядывая пару дней спустя получившиеся снимки, Лариса ощущает, что ее поражение подходит к ней, как прилив, и ей следует срочно открыть шлюзы, подыскать воздушное тело, чтоб его и унесло в открытое море множественности, но не ее, не ее. Проходит месяц-другой Из равномерно отлаженного графика телефонных звонков и встреч, зеркально соотнесенных с рабочими и домашними обязательствами Алексея Николаевича, из пары бутылок можайского молока для его дочки, дамских часиков, взятых им из ремонта и второпях сунутых в накладной кармашек, лекарства, приобретенного по рецепту, снутри предметов, для которых Ларисин дом является перевалочным пт, равномерно формируется пустое место, невидимое тело птицы, отлучившейся от гнезда, так называемое воздушное тело, контуры которого можно найти по перечисленным выше дискретным точкам, как огромное созвездие по дальним неподвижным огням.

В исходный период любви предметы многозначительно перебрасываются смыслами, как на старенькых фото, где партию места исполняет стенка либо размалеванный задник, когда делались большие выдержки, но по мере развития техники отношений изобразительная плоскость подается вглубь, левая ее сторона, определенная Кандинским как даль, и правая — дом, то и дело изменяются местами либо обмениваются уровнями, как капсулы песочных часов.

Границы происходящих в доме и дали событий делаются все наиболее призрачными, и здесь предметы начинают настаивать на собственной принадлежности дали, зарастают аккуратной стилистической плотью — как будто чуют, что узенькое место, горловина песочной пробирки, уже ими пройдена, — и они просыпаются от дремы, плодят для себя схожих, кишат, как бактерии под микроскопом, старательно обтекая выжженную серной кислотой изложницу — воздушное тело.

Полосы, создающие воздушное тело, беспокоились, пока шла диффузия светотени, и это волнообразное, колеблющееся, как пламя свечки, движение означало, что тело дышит. Но вот все определилось. Установилось равновесие меж домом и далью, любовью и долгом, — то, что было наитием и трепетом бабочки, залетевшей в форточку, заматерело в форме, полупьяное шатание по окружении отлилось в обычный маршрут, и пришло время вплотную заняться воздушным телом, его сюжетом, длительное время казавшимся поэтическим вымыслом Из-за милой березовой рощи вылетел свежайший засадный полк вещей, новейших смыслов.

Произнесенное вслух имя соперницы выбивает из рук Ларисы пальму первенства. Две чаши весов вдруг пришли в равновесие — мир Ларисы и мир Марины Опосля того как названо имя дальной домашней Марины, из Алексея Николаевича, как из подвергнутого пытке и вялого молчать лазутчика, посыпались другие имена Он, как будто Гулливер, связанный позой горестного одиночества, просыпается и начинает инстинктивно расчищать место для дальнейших шагов в сторону дали, а на самом деле — дома.

Каждое названное им имя закрепляется в Ларисином доме на правах фантома, пока неподвижного, как скульптура, лишь названного по имени Тесть пьет лишь боржоми; теща выращивает на даче махровые гладиолусы. В собственном отсутствии Марина активнее, чем присутствующий на упражнениях Алексей Николаевич. Марина просит, чтоб супруг постригся.

Лариса ничего не требует: но страшно мне — изменишь вид Ты. Ларисе чудится, что пряди тонких, послушных волос, разбросанных на полу в парикмахерской, — это привет от Марины, адресованный лично ей через остриженную голову глуповатого Алексея Николаевича Марина слегка предостерегает ее, конкретно слегка, в прямых опасностях она очевидно не заинтересована, ибо Лариса непревзойденно соображает, что может прятаться за нескончаемыми ночными дежурствами болезненной Марины, на которые сетует Алексей Николаевич Лариса желает узнать, справедливы ли ее подозрения, — просто так, она не собирается пользоваться результатом, просто любопытно.

Она выуживает из кармашка Алексея Николаевича ключи от его квартиры, и ему поневоле приходится подымать посреди ночи дочку, чтоб она отперла дверь, что становится известным снова не ночевавшей дома Марине В наиблежайшие выходные перепуганный расспросами супруги Алексей Николаевич едет на дачу — отрабатывать непонятно где позабытые ключи Скоро Марина обнаруживает ключи, подброшенные Ларисой в портфель ее супруга, и Алексей Николаевич не может ответить на вопросец, откуда они там взялись, когда вчера их в ранце не было, а сейчас — вот они, позванивают перед его глуповатым носом.

Марина не сердится, ей, честное слово, смешно, но чтоб Лариса знала, что она о ней знает, она отбирает у Алексея Николаевича зарплату полностью, лишая соперницу обычного букета цветов и бутылки сухого вина Воздушное тело оживает, наполняется узким очарованием чуткой, умной женственности, и Лариса, раскусившая ситуацию Алексей Николаевич принижал роль супруги в собственной жизни и ничего не говорил о ее уме , движимая драматичностью, делает очередной ход, — сейчас она, загадочная незнакомка, желает представиться Марине, открыть свое инкогнито Она снова конфискует ключи история с потерей и нахождением ключей кажется простодушному Алексею Николаевичу колдовством , но спустя несколько дней кладет их в кармашек шубки его дочери.

Это можно расценить как вызов, а можно — как приглашение к знакомству. Как она соображает Марину, та не то чтоб обыскивает кармашки собственных домашних, просто считает себя вправе быть в курсе маленькой жизни вещей в доме, чтоб строить по ним семейные прогнозы; Марина так внимательна, что дочка не успеет чихнуть, а мать уже стоит перед нею с ложкой микстуры от кашля, доскональное вхождение Марины в эти бытовые мелочи — это сразу и ее личное алиби, и сбор улик на членов семьи Приблизительно таковой лицезреет ее Лариса.

Они с Мариной вдвоем изгоняют Алексея Николаевича из кадра, как чересчур массивный объект, вторгшийся в грациозную воздушную композицию. Алексей Николаевич не подозревает о данной узкой, полной блеска и драматичности женской игре, и когда Марина, правильно разгадав жест соперницы, в первый раз сама приводит дочку на урок по сольфеджио, обе дамы миролюбиво беседуют о успехах, которые делает добросовестная девченка, опосля что Лариса накрывает телефон подушечкой, как черной тряпкой клеточку с болтливой канарейкой, а Нил, то и дело ночующий у Ларисиного друга юношества Ворлена, совсем водворяется в доме.

В один прекрасный момент, спустившись с Надей в метро, Нил шагнул с платформы в раскрывшуюся перед ними дверь вагона, а Надя, нежданно вырвав свою руку из его руки, вскочила в примыкающий вагон. Двери захлопнулись, и поезд тронулся. Надя плюхнулась на сиденье, а Нил остался стоять, их делило двойное стекло.

Улыбающаяся Надя, зажатая меж старцем в панаме и полной дамой, на коленях у которой покоилась птичья клеточка с рыжим котом, подавала Нилу энергичные знаки, приглашая его перейти на последующей остановке в ее вагон, а Нил, не желая уступать, демонстрировал ей очами, чтоб она перешла к нему.

Нужно было на что-то решаться, чтоб малая безмолвная стычка не увенчалась ссорой. Меж тем Надя отвернулась к коту, который яростно грыз ее палец, а она морщилась, но не отымала его, через кота укрощая Нила Нил раздраженно отвел взор, а когда опять поглядел в сторону Нади, у него свалилось сердце: Надино место сейчас занимала старая старуха На оплывшем как воск лице было нарисовано карандашом, тушью и губной помадой лицо гораздо меньше, которое древняя колдунья пробовала выдать за свое.

Но, будучи подслеповатой, она рисовала лицо по контурам тридцатилетней давности. Наизловещий грим, предназначенный для дальнобойной сценической оптики, под взором фотографа Нила отходил, как заморозка, расплываясь в складках подернутой склеротической сетью кожи Лишь орлиный нос старухи торчал из-под шляпки бодро, как крепость на вершине горы, недоступная старости.

Нил обежал вагон паническим взором — Нади не было в нем, а меж тем поезд не останавливался. Не могла же она состариться за один-единственный взмах его ресниц. Здесь он вдруг все сообразил Подобно наизловещему облаку, Надю скрыло от него отражение старенькой дамы, сидящей в вагоне сзади Нила. Нил слегка наклонил голову: увидел знакомые черты, оплавленные старостью, лицо на подкладке лица с 2-мя профилями Под теплой кожей Нади, гладкой, как вода, зреют тихие зерна старости, разымая упругую атласную мечту о самой для себя.

Небрежной линией, летучим следом, стремительным почерком иллюзия набрасывала истину, которая опять оказывалась иллюзорной Незаметно меняя позу, Нил монтировал даму со старухой, реальный момент с ретроспекцией, дарованной ему оптическим обманом, перед ним проходил целый конвейер образов — видоизменяющихся в зависимости от ракурса старуходевиц.

Вагон менял угол движения, и маска слетала с лица, как пыльная птица, и опять спаривалась с лицом, прозябала на нем узором морщин, и Надя не знала, какому отростку собственного тела передоверить небезопасным тромбом циркулирующую по кровеносной системе гибрида душу, драпируясь в отражение старухи, как в плотный занавес Наталия Гордеевна, тетя Таля, завуч музыкальной школы, где работает Лариса, преодолевает новое время силой собственного презрения.

Наталия Гордеевна могла судить о нем по музыке. Музыка, как растревоженный муравейник, становилась все наиболее рыхловатой и доступной для проникания в нее модуляций с навязчивым иностранным упором, хромающей гармонией и распоясавшимся диссонансом, все потащилось куда-то вбок, вкривь и вкось, в сторону эха Темный диск вращал вкупе с задумчивым голосом Монтана венгерские и новочеркасские действия, скрипела своими раздвоенными, как змеиное нажимало, перьями литература, один державный гимн по утрам, как голосистый золотой петух на спице, удерживал в собственном горле горошину исторического времени Все суровое сделалось добычей легкой музыки.

Из полей уносится печаль. Из души уходит прочь тревога И хотя у Наталии Гордеевны на руках мед справка, освобождающая ее от присяги, песня не прощается с тобой Прогуливается и прогуливается пожилая инспекторша с урной для личного голосования в руках, поднимается распухшими ногами на 4-ый этаж, звонит в дверь, пока не пробьет двенадцать часов ночи.

Отпрыск Тали — Валентин Карнаухов — в этот миг пролетает над мамой в сверхзвуковом лайнере, последующем из Разделяй в Стокгольм, прижимая к для себя кофры с драгоценной фотоаппаратурой. Каждый раз, когда звонит напористый звонок, Наталия Гордеевна бесшумно подлетает к глазку, чтоб не пропустить собственного ученика Нила, Ларисиного отпрыска, который чрезвычайно похож на ее собственного отпрыска Валентина У него таковая же красивая рука, просто берущая децимы, но через его игру уже блестит наизловещий и беспринципиальный механический предмет со шторкой и вставным стеклянным глазом надзирателя, косящим в вечность, гм Ну и что!

Он был художником, понимающим музыку, а это не так нередко встречается!.. Нил больше не возражает. Он никогда не спорит с человеком, жарко отстаивающим свое мировоззрение. Отвратительна эта его манера обличать человека в пикантной форме вопросца Таля умеет биться лишь в открытом поле, всякие недомолвки, экивоки и намеки противны ее природе, ее рыцарские цвета — темный и белоснежный. Когда он садится за фортепиано, тогда руки его бьют с особым безумием по костяшкам кнопок, и здесь звучит перед нами пустыня, заполненная небесно-высокими мыслями Бесцветный глас.

Откуда таковой голос? Лариса, хоть и существо без каких-то гражданских доблестей, но честно последующая голосу своей природы, может, поэтому ее ученики и берут призовые места на конкурсе имени Кабалевского Через полчаса опять слышна державная поступь несущей свою томную ношу инспекторши, отдающаяся эхом в коридоре по ту сторону двери, а по эту — еле слышные крадущиеся шаги старенькой Наталии Гордеевны Таля глядит в глазок. Перед нею все то же навязчивое изображение взмыленной пожилой инспекторши, в мольбе простирающей к ней урну для голосования с прахом посланных в никуда голосов.

Дама укоризненно глядит ей прямо в глаз, подтаивая по окоему глазка, вглядывается в выпукло-вогнутое стекло, расположенное на одной оси с мозгом, зрачком и сердечком Большой зрачок немощного страны лицезреет Таля, уткнувшийся в ее глаз. Ноги у обеих утомились, но у инспекторши больше. Она звонит, орет, стучит, прильнув глазом к мутному стеклу, за которым кое-где во мгле и тине аквариума плавает древняя, задыхающаяся от сердцебиения рыба, верная прошлогоднему снегу.

Жалобно скулит под дверью инспекторша, с нее же спросят Талин глас. Одинокий глас человека, включенный в проскрипционные списки. На дворе ночь. Нил и Надя уже не придут. Пустить бы усталую тетку, спеть вдвоем колыбельную над урной с прахом, поплакать о былом. Но как пустишь, ежели сейчас каждый 4-ый реабилитант. Человеку с безупречным слухом — таковым, как у Ворлена, — которого просит интонировка клавесина, отлично ведомо, как под напором мелодии, обслуживающей людские страсти, сдала свои позиции наша барабанная перепонка, позволившая втянуть себя в узкий, лишающий звучание чистоты эффект vibrato, раскачивающий звук чуток ли не на полтона С помощью клавесина мы можем осмыслить историю музыки в воздушной перспективе, в ведении которой находятся настоящие цвета и тона предметов, в том числе и небесный стиль blaue Blume, ставший эмблемой романтизма, когда старенькый, серьезный контрапункт стал умирать, редела полифоническая сеть, исполнители утрачивали навык legato — непременное условие абсолютного туше, создающее плавную мелодическую линию, мелодия автоматом отошла к руке, играющей в верхнем регистре, и когда юный Бетховен исполнил на органе последовательность с несколькими параллельными квинтами вопреки правилам контрапункта, он, по сущности, открыл новейшую тему, эстетизирующую страдание, — главным условием патетики сделались пылкость и напор, музыка заговорила пылким языком Руссо и вызвала обвал французской революции, во времена которой люд спалил практически все имевшиеся в стране клавесины, с некой печалью в голосе кончает свою лекцию Ворлен Вообразить для себя аутентичный процесс клавесиностроения нереально.

Можно лишь гадать о неописуемой прозрачности звука инструмента, сделанного при свечках. Акустическое место, как досадно бы это не звучало, чутко реагирует и на великие географические открытия, и на технические новшества, и на конфигурации в лингвистике. Клавесины строились в стороне от ведущихся споров о гелиоцентрической системе, в стороне от книгопечатания и Крестьянских войн, но эти и остальные действия не могли не оказать влияния на колебание звучащей струны, они как как будто входили в ее состав.

Чтоб представить для себя ситуацию рождения клавесина, недостаточно будет заменить электрическую лампочку свечой, циркулярную пилу и механический рубанок — ручными и убрать чугунную раму, благодаря которой инструмент не просит нередкой опции.

Невесомое время осело на самом звуке, и никто не может поручиться за то, что тон камертона ля , по которому настраивают клавесины, имеет ту же частоту колебаний, что и во времена Баха. Тем не наименее стройку клавесина — одно из самых благородных дел на земле. Оно начинается со свалки, по которой бродит Ворлен совместно со своим молодым другом Нилом Не исключено, что конкретно на данной нам городской свалке распылены выброшенные когда-то мамой в мусор фото отца Нила — известного фотокорреспондента Валентина Карнаухова, прогрессивного тоже гуманиста, принимавшего роль в освещении поездки Никиты Сергеевича в Америку, носителя голубого квадратного жетона, дававшего право сопутствовать высочайшему гостю по всей стране и безвозмездно воспользоваться всеми видами транспорта.

Другие корреспонденты размещались на крышах небоскребов, взбирались на силосные башни, скрывались во рву перед балконом Блэйр-хауза, где тормознул коммунист номер один, слившись с травкой, ждали его возникновения на крыльце в утренней пижаме, чтоб поднести к его рту микрофон. И все это шумное время ушло в слой коллоидного серебра вкупе с канделябрами, веерами, пыточными орудиями Ворлен рыщет по свалке в рыжих болотных сапогах, с палкой в руках, на конце которой крюк.

Над свалкой, говорит он, витает превосходный музыкальный сюжет с не оперившейся еще формой, чудные модуляции перебегают из дерева в дерево: из тополя — в корпус клавесина, из сосны и ели особенного распила — в деку, из темного плотного дерева — в доску, в которую вставляют колки, из бука — в мосты и планки к деке, через которые будут протянуты струны, из груши, отшлифованной до зеркальности, — в прыгунки, из мягенькой липы — в клавиши, из остролиста — в язычки.

Под их ногами пружинит адекватный нынешнему дню слой с отлаженной пластикой ассоциаций, ноуменологическим пафосом, ориентирующим фотографа на самые очевидные приемы, — метафоры, испускающие из себя лучи готовых образов, очень жирны и радиоактивны, навязчив тон настроения, которому нельзя отдаваться, нельзя идти на поводу отчаявшихся вещей, даже ежели они нелепыми изломами, выпрастыванием углов, беспомощно развевающейся ветошью вопиют о этом.

Нагруженный оконными наличниками, Ворлен большими шагами пересекает свалку и идет к грузовику. Деловито кидает наличники за борт грузовика и сует Нилу в руку несколько больших купюр, не считая. В мастерской во Втором Волконском стоит, дожидаясь покупателя, целый табунок клавесинов в разной степени готовности и один небольшой спинет, на котором играет Ворлен. У одних инструментов собран корпус, у остальных готово дно, клавиатура и дека с мостами и пружинами такие уже можно красить , третьи стоят с отлаженными струнами из красноватой меди — в басах, из желтоватой меди — в основном регистре и из железа — в сопрановом голосе весь клавесинный мир выписывает струны с родины вёрджинела — Великобритании, Ворлен тоже , в четвертые уже вставлена фурнитура, четкие винты с необыкновенной резьбой, колки, иголки из стали.

Один инструмент кажется готовым, но играться на нем нельзя — пластмассовые перышки будут рвать струну: здесь начинается самая принципиальная часть работы Ворлена, тщательная, как у реставратора Крохотным ножичком он подрезает пластмассовые язычки, чтоб они могли защипывать струны мягко и совместно с тем агрессивно, сохраняя баланс меж природными способностями клавесина и туше. Каждое перышко нужно подделать под струны и клавиши, чтоб 64 нотки всех 5 октав от фа до фа удовлетворяли необычайно узкий слух Ворлена.

Это именуется интонировкой. Когда он идет по Герцена, продвигаясь от дома к мастерской, ему то и дело приходится приподнимать парусиновую кепку в летнюю пору либо ворсистую шапочку с козырьком в зимнюю пору, что он делает стремительно-лаконичным жестом, чтоб не дозволить встречному заговорить, не отдать опуститься всем сиим праздным консерваторским птахам, поклевывающим тут и там, на козырек его кепки.

Этот жест плотно слит с жесткой и решительной походкой Ворлена. Все дело в его слухе, который он бережет, как гитарист свои ногти, содержит в образцовой чистоте, чтоб его не расшатали призвуки, размножающиеся в засоренной городской акустике. Возникает поразительный эффект согласованности слуха, наиболее согласованный со злостью дня, чем образцовый хор имени Пятницкого. Ворлен имеет дело с точными, сверенными до микрона предметами, конкретно поэтому он не любит делать излишних движений.

Когда Нил возникает на пороге его квартиры с огромным рюкзаком на плече, набитым личными вещами, он отрывается от верстака и, не выказывая никаких признаков раздражения, молча разогревает ему ужин. Ворлен соображает, что Нила в очередной раз вытеснила с жилплощади ураганная любовь мамы — подробности его не интересуют. Он лишь отмечает про себя, что на дворе глубочайшая осень, ртутный столбик вот-вот соскользнет в минусовые пределы, а Лариса не удосужилась проследить, чтоб отпрыск переобулся в теплые ботинки Ворлену проще всучить парню средства и выслать в обувной магазин.

Ряд действий, которые он обязан произвести с возникновением Нила, к примеру отменить по телефону назначенное свидание, он не считает излишними. Те девушки, которым удается обосноваться у Ворлена в квартире, начинают наводить домашний комфорт. Девушки варят борщи, выпекают пироги, вяжут носки — словом, пробуют взять свое на собственной женской местности, раз уж они не Маргарита Лонг и не Мария Юдина Лариса тоже не любит излишних движений, погружаясь в очередной роман, на который показывает ряд признаков Даже дверь не закрывает в свою комнату, когда ей звонит любимый.

Но ежели цветочки, которые она покупает для себя поначалу сама, начинают торчать не лишь в вазах, но и в кружках, бутылках, флаконах, Нил осознает, что пора отчаливать к Ворлену. Валентин Карнаухов, отпрыск тети Тали, не любит излишних движений до таковой степени, что, пролетая над родной государством по пути из Нью-Йорка в Пекин с высадкой в Москве, не постоянно докладывает мамы о собственном пребывании в столице, зато аккуратненько посылает ей из различных точек земного шара открытки с изображением пирамид либо Ниагарского водопада, время от времени присовокупляя к ним свои фото, ушедшие в технический брак: зажмурившийся Громыко, жадно кусающий тропический плод Полянский, завязывающий шнурки ботинок Кеннеди Высоко летает Валентин, реактивные самолеты окрылили политику, сблизили материки и культуры, крупная высота делает иллюзию прозрачности границ и калейдоскопичности событий, которые вплотную приникли к фотокамере скорого реагирования, как будто нарочно позируя ей.

Цемент еще не застыл на Берлинской стенке, как к ней вдруг с 2-ух сторон подошли южноамериканские и русские танки, но, так как наши танки грохотали громче через радиоусилители! Место сокращалось ритмично, как сердечко. Что же касается Валентина, он желает иметь много места под солнцем, больше, чем того просит процесс съемки. Снимки его походят на новую, еще не распечатанную банкометом колоду, в которой любая карта не похожа на соседнюю и по-настоящему проявится позднее Эти три человека, не любящие делать излишних движений, знакомы с давних времен.

И в один прекрасный момент Ларисе, не желавшей давать прямой ответ Нилу о его отце, пришлось кое-что поведать о их отношениях Вот тогда мы и пригодились — старики, дамы и детки, — почти все мужчины ушли на фронт, как мой папа, остальные работали на производстве, третьи посиживали, как отец Ворлена, реальный, кстати, коммунист-ленинец, прошлый сотрудник Наркоминдела, он и отпрыску отдал имя по новеньким большевистским святцам, которое расшифровывалось как Вождь Октябрьской революции Ленин Когда родителей Ворлена забрали, мать взяла его к нам и привела нас обоих — меня, четырнадцатилетнюю, и его, тринадцатилетнего, на свое создание Мама Ларисы устроила их на фабрику беловых продуктов, где им раз в недельку выдавали талон на пол-литра бульона и талоны УДП — усиленного доп питания, по которым они получали кашу и клей из картофельной муки.

Время, которое Ворлен и Лариса проводили на фабрике, сближало их, невзирая на то что нередко они не имели способности поменяться и парой фраз. Но по пути с работы они всякий раз ссорились и приходили домой надутыми. Тем не наименее, когда Лариса садилась за инструмент Наталии Гордеевны, Ворлен устраивался на подоконнике и барабанил пальцами на оконном стекле пьесы, которые она разучивала.

Когда являлся отпрыск тети Тали — Валентин Карнаухов, занятия приостанавливались. Валентин заканчивал музыкальную школу при консерватории, но музыка на самом деле завлекала его не много, с помощью отцовских друзей-фотографов он постигал тайны фотографического дела Криво усмехаясь, Ворлен разыгрывал на оконном стекле брошенный Ларисой пассаж, представляя фразировку мелодии, но краем уха слушал витийствование Валентина, предлагавшего мамы обучать ее по системе Черни, способом накладывания на руки всякой всячины, чтоб фиксировать неподвижность кисти Самый противный неприятель игры на фортепиано, говорил он, проходясь пальцами от голого Ларисиного предплечья до локтя, — это локоть и предплечье Лариса вытягивалась, бледнела.

Все беды от натянутого локтя, который опасается отступить от корпуса, тогда как локоть лишь руль, поворачивающий музыку куда необходимо. В десятом такте не нужно снимать педаль, тут две быстро сменяющие друг друга гармонии. Что касается трели, ее нужно играться с четким пониманием составляющих звуков За блокнотом, разбухшим от номеров телефонов, укрыт услужливый осьминог, запускающий щупальца в гнезда квартир и присутственных мест и крутящий сцепившиеся друг с другом числа, как карусель.

Стоит лишь глубже копнуть телефонный диск. Из мастерской Ворлена то и дело названивает по телефону прошлый питерский студент-биолог, а сейчас столичный дворник Сережа Батаганов. Все кому-то звонит и звонит, бойко кося глазом в свою телефонную книгу, именует какие-то адреса, куда следует отнести посылки для Мордвинова, к которому на той недельке отправится Елена Мордвинов, в конце концов додумывается Ворлен, — это лагерь в Мордовии, а Елена — это просто какая-то Елена У данной для нас публики на все готов ответ, голыми руками ее не ухватишь, она успевает и там и тут, вообщем, Ворлену на это глубоко наплевать.

Он от души забавляется, краем уха прислушиваясь к загадочным телефонным дискуссиям Сережи, бывшего студента, изгнанного из института за политику, и меланхолически листает Сен-Симона. Ворлен питает странную слабость к молодым недоумкам. Время от времени он вклинивается в телефонные переговоры Сережи и зачитывает ему вслух отрывок из Сен-Симона, к примеру, о госпоже де Шеврез, которая катит с Людовиком-Солнце в карете и страстно хочет облегчиться, а огласить о этом королю естественно же не смеет Весело, комментирует прочитанное Ворлен, что речь идет о той самой загадочной де Шеврез, ласковой и обворожительной любимой Арамиса, прелестной интриганке и наперснице Анны Австрийской.

А повелитель ничего не замечает, знай для себя потчует де Шеврез жаренными в тесте фазанами. Карета катит без остановки, баронесса вздыхает и ерзает Вот в чем сущность, друг мой студент, бесцветным и однообразным голосом продолжает Ворлен, вот так природа лишает нас ореола романтизма и не дозволяет удариться в высокоумие, мешая донести собственный образ бойца с имеющимся режимом Людовика Четырнадцатого неповрежденным.

Вот и пафос Фронды поколеблен из-за того, что прелестной герцогине пригодилось в нужник Ворлен вновь углубляется в Сен-Симона, а Сережа свистящим шепотом продолжает давать аннотации. Институт Сербского, психиатрическая экспертиза, укрутка Плохо понимаете историю, господа, задумывается Ворлен.

Постоянно кто-то мучается в большой стране Русской. Придворные интриганы Тишайшего царя Алексея Михайловича с помощью укрутки избавились от избранной им жены Евфимии Всеволожской, дочери обычного касимовского помещика. Готовя девицу к свадьбе, они специально до того туго укрутили ей волосы, что перед началом венчания с ней случился обморок, опосля что даму признали негодной на роль королевы, и Алексей Михайлович женился на иной Кто бы мог тогда поразмыслить, что благодаря укрутке история Рф потечет по совсем другому руслу.

Ежели бы Евфимия стала царицей и прожила много лет, не было бы ни Феодора, родившегося от Милославской, который казнил Аввакума, ни родившегося от Нарышкиной Петра Великого. Петр же разгромил тех самых шведов, у которых скрывался писатель Котошихин, оставивший записки о царствовании Тишайшего, — конкретно у шведов, казнивших Котошихина за убийство в опьяненной драке, и находится скелет 1-го из первых российских писателей, длительное время по завету служивший учебным пособием для шведских студентов Скелет историка, оставившего неоценимое сообщение о касимовской девице, которая, ежели бы не укрутка, воспрепятствовала бы возникновению на свет Петра, и Карл Двенадцатый не был бы разбит под Полтавой.

Таковым образом, российский скелет таки свел счеты со шведами, поведав им, что их повелитель еще долго мог бы одерживать победы, ежели бы не укрутка царевой жены. Кости сухия засвидетельствовали, что с данной нам государством, в которой и таковая ерунда, как неумелая прическа жены, может поменять историю, шуточки плохи. Она страстно нуждается во Флобере, свирепо кромсающем разлив придаточных предложений, он жестокими ножницами выстригал бы из ее атласного синтаксиса арлекинов и мальвин.

Но как Линда себя ни контролирует, она никак не может сделаться фразой Флобера, ибо ее торопливая, скупая, опережающая речь — это попытка засвидетельствовать миру свою благонадежность. Свою чужеродную картавость, иностранное звучание фамилии, собственный склонный ко всяческим парадоксам мозг и широкую начитанность ничем остальным не искупить, не считая как широкомасштабной, превосходящей дозволенные приличием пределы откровенностью взахлеб, явкой с повинной по первому требованию, манифестацией личной благорасположенности ко всем, ко всему.

Линда готова платить по всем счетам, за этногерметизм и этнокоррупцию неких собственных соплеменников, за их голошение и подозрительность к чужакам, за их вызывающее поведение, делающее других, кто не заходит в стаю, заложниками межэтнического раздражения, недружелюбия, ненависти.

Линда готова положить все свои тайны на алтарь лояльности, только бы посодействовать человеку сделать известное усилие над собой, чтобы отделить агнцев от козлищ, бурьян от фиалок, солнце от тени, но беда в том, что собственных загадок у нее нет как нет, ни одно событие не может зацепиться за ее сердечко, ни один пренебрежительный жест в ее адресок не оседает в желчном пузыре, и Линда может рассчитываться за все не плохое только чужими тайнами.

Она искренне любит собственных подруг, но и Надя и Ася знают, что хоть Линда и искренне предана им, в особенности Наде, доверить ей секрет — это означает сделать ошибку. Время от времени девушки употребляют ее болтливость, когда до сведения общих друзей нужно донести заведомую дезу.

Так, Надя произнесла Линде под огромным секретом от Нила, что штатный фанат Линды, скромнейший Гена из Хабаровска, за Линдиной спиной строит ей куры Линде и в голову не пришло ревновать, но Нил спустя пару дней грубо захлопнул дверь перед носом Гены, и Линда осталась без пары, а Нил помирился с Надей, с которой был в ссоре. Приходилось все прощать Линде, во-1-х, поэтому, что она отменная, а во-2-х, чтоб не прослыть понятно кем, кем хоть какому нормальному человеку прослыть никак не охото.

Девушки обучались на одном факультете и жили вкупе в комнате общежития. Ася несла на для себя хозяйственные заботы, и благодаря ей в комнате поддерживался порядок. Она же добросовестно вела конспекты. Линда писала за подруг рефераты. Одна Надя ничего не делала, но она числилась центром малеханькой компании, и от нее никто ничего не требовал. Лингвистика ее не интересовала. Она выборочно посещала некие лекции на историческом факультете пока спустя год совсем не перебежала на него.

Линда постоянно была убеждена, что Надя со временем как-то ярко проявит себя, она практически жила данной нам идеей грядущего величия Нади. Ее не смущало, что в чтении Нади не проглядывалось никакой системы. Напротив, в безалаберной небрежности, с которой Надя открывала двери в различные времена и страны, Линда лицезрела сокрытую логику, тайный план, который когда-нибудь осуществится в деяниях подруги.

Но Надя постоянно казалась ей воплощением здравого смысла, лишь не заземленного, бытового, как у Аси, а высочайшего и вдохновенного. Один Ворлен с его чутким мозгом, снисходивший до общения с молодежью, ощущал в поведении Нади что-то не совершенно обыденное, но он больше интересовался рыжеволосой Асей, и предпочтение, всякий раз выказываемое им, так сильно оскорбляло Линду, что она с трудом переносила этого самоделкина. Линда яростным шепотом говорила Наде о том, как она терпеть не может, терпеть не может Ворлена, этого циника, который дурно влияет на ее Нила Зато Нил оказался благодарным слушателем.

Нил растягивал у нее подробности Надиного прошедшего и жарко убеждал, что желает лишь осознать, как ему следует вести себя с Надей, чтоб привязать ее к для себя, поэтому что никто не сможет по-настоящему оценить Надю так, как он. Линда развесила уши и поведала ему про давнего фаната Нади — Костю. Но даже опосля этого Нил не выдал себя: когда Костя приезжал из собственной Балашихи, где он обучался летать, Нил простосердечно беседовал с ним о прыжках с парашютом, предполагая, что из-под купола парашюта можно делать примечательные фотоснимки, и попросил Костю взять с собой в полет его фотоаппарат, чтоб отщелкать несколько пробных кадров.

Костя предложил Нилу прыгнуть с парашютом самому. Нил произнес, что пусть поначалу за него прыгнет его камера, а он позже поглядит снимки и решит, стоит ли ему самому рисковать Костя возразил, что ежели речь идет о том, стоит рисковать самому либо не стоит, то тогда, естественно, не стоит.

Нил и это проглотил, хотя сказано было это в присутствии Нади В тот день, когда Лариса Валентиновна получила направление на операцию, ей один за иным позвонили два человека, и каждый телефонный разговор как будто подвел результат различным периодам ее жизни. Скажи, мать для тебя на хранение ничего не отдавала?

До Ларисы донесся вздох расстройства. Таковая непонятная старческая выходка. В ящике я отыскал урну с пеплом. Ты мне правду произнесла, что ничего не знаешь? Позже позвонил отпрыск. Либо для тебя не до этого? И смертный узелок собрать не дадут Лариса Валентиновна выключила телефон и пошла прилечь в комнату Нила. Со стенок на нее смотрела Надя. Прежние подруги Нила — Катя и Вероника — на всех снимках улыбались. Надя глядит прямо в объектив, упрямая. У Кати был деланно-невинный взор.

У Вероники рассеянный. Она чрезвычайно обожала Нила, а он все подшучивал над нею, что она не умеет за себя постоять. Катя издавна вышла замуж, а Вероника закончила курсы японского языка. Всюду Надя. Доит козу, загорает на пляже, читает Бедный Нил, на кого я тебя оставляю. Бедный Валентин, бедная Таля сожгла снимки, которыми всю жизнь дорожила. Тени прошлой жизни зарылись в пепел. Тем больше будет солнца, произнес бы Ворлен. Бедный Ворлен. Бедный Нил с вечно запачканными проявителем ногтями.

Задумывается, отыскал, во что вложить душу. В азотнокислое серебро. А во что еще ее вкладывать? И где она? Как у животных — в крови?.. В печени?.. В легких?.. Анализ крови показал маленький гемоглобин, докторы заподозрили онкологию. Раковые клеточки потихоньку прибирают душу через кровь, печень, легкие, а она все топорщится в груди неприкаянными углами И никаких запасных глубин, веры в загробную жизнь. Все плоско, жизнь, погибель, все сверху — как нервная система у каких-либо моллюсков. Где она — в нервной системе?..

В теплом пепле, из которого небрезгливые пальцы работника крематория извлекут оплавленные золотые коронки?.. Во что ее нужно было вкладывать?.. Маленькая душа, вложенная в будущий пепел этого тела, как в ножны, в обрамлении тыщ вещей этого мира, которые, как женихи Пенелопы, вращаются вокруг пустоты.

Как ясные звезды — литий, бериллий, водород и гелий, — крутящиеся вокруг метагалактического центра, то и дело срывающиеся с круга полей существования тел, уносясь за горизонт событий. Ася отлично соображала, что телефонные дискуссии с мамой, которые она вечерами вела из спальни, укрывшись в ней от супруга и Марины Матвеевны, дают более полное представление о ее жизни заинтересованному слушателю: тут так принципиально было практически все — интонации, паузы, собственные, на пониженных тонах, комменты, — она научилась говорить в мертвую либо гудящую маленькими гудками трубку, таковым образом вводя подслушивающую свекровь в курс собственных дел, к примеру стараясь разжалобить ее своим дурным самочувствием на почве тяжело протекающей беременности, навести в выгодную для себя сторону поток сведений о их жизни с Аркашей и о собственном отношении ко почти всем вещам.

Когда разговор с мамой затягивался, Аркаша заглядывал в комнату и раздраженно стучал пальцами по циферблату наручных часов, но Ася отмахивалась от него: ежели она на данный момент начнет закруглять разговор, мама обидится. Так уж у их заведено, что трубку первой кладет мать. Ей скучновато, страшно, одиноко находиться дома одной с утра до вечера, вот она и припадает к телефону при мельчайшей способности.

Мама глядит каждую серию по два раза — с утра и вечером.

Всегда,иногда раньше=) Герметизация фиссур у взрослых Томск Ново-Киевская 3-я предлагаю

концентрата выходит 1000.